Да друг, где я только не работал.
Помнится еще, как я впервые пошел в школу. Кое-как закончил десятилетку. В руках аттестат, домашние радуются. Заходят с добрыми пожеланиями соседи.
Поздравления, рукопожатия приятелей – позади. Отметили этот случай. Гостям зарезали единственного черного козла.
Вcе разошлись, все утихомирились, а мне пришлось потереть затылок.
В этот год я поехал в Алма-Ату с явным намерением поступить в какой-нибудь вуз.
Ох, пропади все пропадом!
Таким, как я «троечникам» здесь делать нечего. Провалил первый экзамен и потерял надежду. Как я вернусь в аул? Может, остаться здесь и устроиться на работу? Нет, ничего не выйдет, лучше вернуться в родной аул. Как говорят, и шестилетнему гостью с дальнего пути старики местные окажут почтение. Соседи и знакомые навещают нас.
– Ну, а как ты, поступил? – спросила сидевшая в гостиной на мягкой кошме косоглазая, рыжеватая женщина.
Это жена Абила. Ведь я был озорным мальчишкой, воровал у соседки разложенный для сушки курт, на упреки и ответы находились тут же. А теперь вот стою, словно воды в рот набрал. Язык не поварачивается.
Ответила за меня мать.
– Какие-то конкурсы выдумали, вот он их и не прошел. Хорошо хоть вернулся здоровым. А то одни уши да кости остались у родненького.
– Ох, уж эта мать, как начнет, так и не остановишь, – подумал я про себя.
В селе ничего не скроешь. Вскоре сработал беспроволочный телеграф, или как говорят у нас «узун кулак» (длинные уши). Все знали, что я не поступил.
Всякое говорили.
Незаметно пролетали дни. Я оставался без дела, на улицу выходил редко. Больше всего лежу и читаю.
В школе у меня замечали склонности к поэзии. А что, если посылать в редакцию стихи? В тот же день я послал «избранное». Эх, напечатали бы!
На другой день, поднимаясь с постели, я заметил, что мать пришла с улицы сердитая. «Люди смеются, что мол, сын бездельник. Сама я, глупая, виновата. Вырастила такого».
Нет дальше так продолжать не может, подыщу подходящую работу. Пойду к директору. С этим намерением я пошел в контору совхоза. Директор сидел в кабинете.
– М… Да… Значит, имеешь среднее образование. Кстати, у вас в школе вели машиноведение?
– Учили. Вот свидетельство, – и я вынул его из кармана.
– Хорошо. Договорились. У нас не хватает шоферов. Завтра примешь машину.
Как радовалась мать, когда я впервые подогнал к дому новенький «газон». Но недолго длилась эта радость.
В тот же день, к вечеру, случилось несчастье. Я гнал машину посредине улицы, и вдруг, засмотревшись на девушку, переходившую дорогу, почувствовал удар. И так, среди бела дня я врезался в столб телеграфный. Расплескалась, как кислый айран, моя короткая радость.
Наша страница в Фейсбук! Подпишись!
На утро начальник гаража прогнал меня с работы со словами: «Ничего у тебя не получается, желторотый». Машину оставил, пришлось рассчитаться за побитые фары и капот. А матери обещал было с первой получки купить платье. Эх!..
Снова пришел к директору. На этот раз он встретил холодно. – Слушай дорогой, машина не твоих рук дело. Пойдешь пасти скот?
Стал скотником. Много, думаете, пользы-то принес? В полдень я уснул в степи, а весь скот забрался в посевы. К несчастью, в это время подъехал зоотехник. Стою, молча сбиваю кнутом травинки у запыленных сапог. Пришлось оставить и ферму.
Опять болтаюсь без дела. Меня уже прозвали «горе сыночком Беркимбая». Жители аула отвергнулись от меня. Даже обычно принимавший мои приветствия дед Мади проходит мимо, словно не замечает. Что делать? Понимаю их в душе.
Пошел на стройку. Целые дни разгружаю прибывшие на совхозный склад уголь и лес.
За одним несчастьем идет и другое. Как-то при разгрузке бревен, одно из них придавило ногу. Последствие таковы, что я сейчас не могу полностью ступать правой ногой. С тех пор меня прозвали «хромым сыном Беркимбая».
Я гулял по двору, опершись на костыли, когда девушка-почтальон принесла мне письмо. Из редакции оно. Торопливо открыл конверт. Что говорить, стихи оказались плохими. Да, друзья, и поэт с меня не получился.
Если можешь, подскажи, что мне делать? Сказать правду, так, видно, я ни к чему не приучен и не смогу приспособиться.
1969 год.